«Она была в классе мага самой взрослой из учеников, но и самой жадной до знаний. Сначала фея очень стеснялась, наблюдая за всеми со стороны, но усердно занималась, превратившись в призрак, чей лик изредка освещала добрая улыбка.

Через пару недель она неожиданно для остальных раскрылась. С того момента, как она появлялась, будто второе солнце всходило в классе учителя. И хотя фея посещала занятия точно по расписанию, её появление всегда было радостью для окружающих. Настолько ярок был её внутренний свет, что воспринимался одноклассниками как радость. Дни, когда она отсутствовала, казались очень длинными для её друзей… Все ученики полюбили её, каждому нашлось место в понимающем сердце чуткой феи: самым маленьким она дарила материнскую заботу, старшим — невероятное понимание их школьных проблем и каплю легчайшего смеха, а самым взрослым ученикам фея позволяла смело мечтать. Она смеялась, когда было смешно, грустила вместе с теми, кому было грустно, очень понятно рассказывала, когда её просили, и внимательно вслушивалась в слова тех, кто говорил с ней. В её глазах мир был добрый и забавный, но реальный, который почти никто не замечал. В это было трудно поверить. Ни на кого фея не обижалась, всё понимая. Окружающим было непонятно, чему в здании иных искусств учится та, что, казалось, сама могла научить всему любого.

Старый учитель особенно строго относился к талантам молодой феи. Несмотря на то, что она усерднее любого из учащихся понимала и знала изучаемый предмет, ей доставалось больше всех. Чаще других он отправлял фею в магический лес на поиски сложно отыскиваемых бабочек. Чаще всех она прозябала за книгами по энтомологии*, запоминая все известные и неизвестные семейства отряда чешуекрылых. Чаще, чем другим ученикам, приходилось ей пополнять свою коллекцию бабочек. Всё равно ничто не могло изменить ласковую улыбку молодой феи.

К одной группе учащихся добрая фея привязалась особенно. С высоты своих лет наблюдала она за их судьбами, ненавязчиво призывая задуматься о будущем через настоящее. Безусловно, она была великолепным примером для ребят. Вместе с ней всем хотелось тянуться к небу: ведь когда рядом она, оно так близко!

Однажды произошло событие, повлиявшее на всех. Всему виной был обыкновенный, но довольно широко распространённый Аполлон*. Беспечный белокрылый как-то раз заманчиво и совсем близко подлетел к молодой фее. Охотнице за редкими видами бабочек захотелось пополнить свою неповторимую по красоте и значению коллекцию этим довольно «скромным» для науки насекомым. Одно точное движение сачком, и желаемый Аполлон был пойман в плотные сети. Когда фея взяла морилку*, бабочка озадачила её своим вопросом: зачем та ловит её сородичей? В недоумении фея застыла. Она действительно не знала зачем. «Для учёбы», — скромно и коротко ответила фея. Но бабочку не удовлетворил такой ответ, ибо он не объяснял глубинной цели молодой любительницы. Раз она, бабочка, по-настоящему не нужна фее, то та обязана её отпустить! Учась, каждый должен точно знать, для чего и зачем он учится тому или иному предмету. В ином случае любой урок, приготовленный даже на отлично, но без глубинного понимания того, для чего он был выполнен, не имеет никакой цены — такая учёба бесполезна. Мудрость маленькой бабочки повергла в шок умную фею, к тому же она добавила, что живой она пригодится фее больше, чем мёртвая. Заворожённая фея отпустила маленькое, внешне такое скромное, насекомое.

Учась, каждый должен точно знать, для чего и зачем он учится тому или иному предмету. В ином случае любой урок, приготовленный даже на отлично, но без глубинного понимания того, для чего он был выполнен, не имеет никакой цены — такая учёба бесполезна.

Мудрость маленькой бабочки повергла в шок умную фею, к тому же она добавила, что живой она пригодится фее больше, чем мёртвая. Заворожённая фея отпустила маленькое, внешне такое скромное, насекомое.

В тот день молодая фея вернулась из леса очень поздно и без трофеев, а все её морилки были подозрительно пусты. Даже старый маг был удивлён. Несмотря на строгий выговор, фея молча радовалась чему-то. Когда она вернулась домой, первым делом направилась к ящикам, где на иголочках хранились всевозможные виды, подвиды, семейства и прочие представители отряда чешуекрылых её многочисленной коллекции, бережно собираемой на протяжении многих месяцев. Руками девушки руководила решительность её осознавшего что-то важное сердца. Фея разбила толстые стёкла витрин, и — о, чудо! — заходящее солнце позолотило волшебством её щедрые руки, и бабочки ожили. Фея распахнула окно и отпустила всех своих коллекционных «подопечных». Таким образом, пойдя намного дальше своего учителя, молодая фея сняла своё собственное заклятие и приняла силу своих чар.

Была весна, благодатная пора последних дней солнечного мая. Оставались последние уроки в храме иных искусств. Фея явилась на занятия как обычно, но теперь она светилась сотнями солнц, а её головку венчала корона, составленная из тел живых бабочек, главным «камнем» в которой сиял белый Аполлон. Благодарные за свободу, жизнь и её сердечную доброту, бабочки теперь повсюду сопровождали молодую фею, украшая её тело и платье живыми, неповторимыми, постоянно меняющимися узорами, что создавали их крылья. Класс был полупустым, но те, кто видел её в тот момент, были уверены, что встретили молодую богиню, спустившуюся с небес на крыльях сотен бабочек. Лицо старого мага впервые за год осветилось улыбкой доброй гордости: больше нечему было учить молодую фею, теперь ей нужно идти дальше и ехать в город, чтобы отдавать свой дар людям.

Она прощалась с учениками храма искусств: теперь их разлука не будет измеряться лишь одной ночью. Она уезжала надолго, возможно, навсегда… Фея вышла на улицу, за ней выбежал тринадцатилетний мальчик, один из самых близких её сердцу учеников.

Солнце было ещё ярким, но небо уже предвещало вечер. Тёплый ветер шелестел зелёной, ещё не тронутой жаром лета, листвой большого дерева, под ветвями которого остановились молодая фея и мальчик. В её глазах играл огонь какого-то желания, и она попросила мальчика закрыть глаза. Он с удовольствием повиновался. Тогда молодая фея поцеловала его. В волшебной тишине расцвёл их запретный, но такой сладостный поцелуй. Хотелось бы, чтобы те короткие мгновения длились ещё и ещё. Но нет, поцелуй феи отцвёл так же внезапно, как и расцвёл на его губах. За время его короткого существования мальчик понял что-то очень-очень важное, прежде незнакомое ему. Он хотел было поделиться своим открытием с молодой феей, но, когда открыл глаза, она растворилась, будто сладкий сон… Фея была на пять лет старше. Тем солнечным маем время безнадёжно разделило их, но поцелуй настоящей феи всегда благостно волшебен. Отпечатавшись в его душе красноватым светом приближающегося лета, он разбудил в сердце юного мальчика настоящего Принца…»

Закончил свой рассказ Принц.

Через секунду, рухнув безжизненным телом на стол в старой таверне, он безвозвратно отключился. В тот вечер я ему не поверил. Он был слишком пьян, поэтому его рассказ показался мне неубедительным.

Спустя несколько лет неустанных странствий и победоносных событий, благодаря которым мы с ним (по правде, больше он, нежели я) сколотили неплохое состояние и оказались в пышущем богатствами и искусствами столичном городе. Я не думал увидеть здесь ту самую фею, о которой с того самого вечера, когда мой друг в первый и последний раз неосторожно напился, больше ни разу не слышал.

В тот день он не переставал улыбаться, словно постоянно видел крылья белой бабочки. На все мои расспросы о его небывалой радости он отвечал довольно просто, но не менее загадочно. «Сам увидишь! Ты всё сам увидишь!» — не переставал повторять он, светясь, будто какой-то мальчишка.

Стояла ранняя осень, и широкие улицы, по которым мы проезжали, были сплошь усыпаны её благодатным «золотом». Припоминаю, как мы остановились у странного многоэтажного здания, увитого пластикой модерна. Все его сложные витражные ставни почему-то особенно, точно за ними скрывалась принцесса, были плотно закрыты. На пороге, явно ожидая чего-то, толпились люди и их уж точно не смущало подобное затворничество хозяйки. Рядом была странная табличка под стать этому странному месту, беззаботно гласившая: «Дом Бабочек».

Вдруг центральное окно распахнулось, и в нём, усаживаясь на широкий подоконник, появилась прекрасная девушка в дивном платье и короне из живых бабочек. Находясь высоко над любопытствующими, сознательно не замечая их, она, будто богиня, преспокойно устроилась на своеобразном троне и, искренне наслаждаясь золотом и теплотой осеннего пейзажа, позволяла всем-всем и каждому без смущения разглядеть её «живое» платье, узор которого постоянно менялся, «взлетая» и «приседая». Своей красотой и лёгкостью оно вызывало у окружающих лишь чувство искреннего восторга, заставляло всех наблюдающих за своеобразным чудом мгновенных цветных перевоплощений безотчётно для самих себя улыбаться светлыми улыбками, на кои те только были способны.

Голубые и коричневые, жёлтые, как охра, и дерзко-лимонные, изумрудно-зелёные и винно-бордовые, фиолетовые и сапфирные, аппетитно-оранжевые и ядовито — бирюзовые, алые и чёрные,
украшенные серебряной каймой или золотистым напылением, алмазные и перламутровые,
бледные и насыщенные, радужно-цветные,
с пейзажными или глазковыми крыльями, и совершенно простые в красочной заливке своего крылатого тела;
сказочно-волшебные и земные,
реальные и не очень, понятные,
хорошо знакомые, и совершенно невиданные пришельцы с дрогой стороны; летние и осенние, последний раз радующие глаз в этом году, и невероятно фантастические долгожители, последующие вслед за фей в наступающую зиму; большие и маленькие, изящные и тривиально совершённые, стремительные, быстрые и совсем медленные в своём полёте — невообразимо разные и оттого ещё более прекрасные, лёгкие и безупречные, как и сама природа.

Голубые и коричневые, жёлтые, как охра, и дерзко-лимонные, изумрудно-зелёные и винно-бордовые,
фиолетовые и сапфирные,
аппетитно-оранжевые и ядовито — бирюзовые,
алые и чёрные,
украшенные серебряной каймой или золотистым напылением, алмазные и перламутровые,
бледные и насыщенные, радужно-цветные,
с пейзажными или глазковыми крыльями,
и совершенно простые в красочной заливке своего крылатого тела;
сказочно-волшебные и земные,
реальные и не очень, понятные,
хорошо знакомые, и совершенно невиданные пришельцы с дрогой стороны; летние и осенние, последний раз радующие глаз в этом году, и невероятно фантастические долгожители,
последующие вслед за фей в наступающую зиму; большие и маленькие, изящные и тривиально совершённые, стремительные, быстрые и совсем медленные в своём полёте — невообразимо разные и оттого ещё более прекрасные, лёгкие и безупречные, как и сама природа.

Бесценно хрупкие бабочки беспечно танцевали в воздухе, рисуя различные силуэты вымышленных таких же бесценных платьев на теле молодой феи, образы и настроения коих постоянно и кардинально изменялись благодаря их неустанным стараниям и фантазии их доброго автора. То скромным классическим платьем прикинулись они, а то в роскошный венецианский маскарадный костюм облачили дорогую фею. То немыслимо длинным живым покрывалом из феерично абстрактной юбки, струясь с рук госпожи, спускаясь из окна, они стелились повсюду, накрывая целую улицу, то, резко скопившись вместе, одели свою любимую подругу в неописуемо красивое платье в стиле ампир. Тонкими украшениями и ослепительной короной завершили оставшиеся бабочки её чарующий облик…

Я хорошо запомнил эту дивную богиню, каждое движение которой было подобным сказочной волне! Своим светлым образом она увела меня далеко в мир фантазий, и я не заметил, как исчез стоявший рядом со мной мой близкий друг. Все зааплодировали, и я машинально зааплодировал со всеми, всё ещё увлечённый собственными грёзами, впрочем, как и все собравшиеся.

Внезапно красавица-чаровница обернулась к кому-то — в оконной раме оказались уже двое.

— Я нашёл тебя! — сказал Принц, а я узнал лицо своего верного друга.

— Неужели это ты? — спросила фея, вглядываясь в его черты.

— Да, милая. Это я! — твёрдо ответил Принц, позволяя любимой заглянуть в глубину своих глаз, дотронуться до его чёрных кудрей.

— Прошло чуть больше пяти лет, — сказала фея.

— Да. Теперь я пришёл за тобой! Я не дам тебе просто так раствориться в воздухе, потому что теперь над нами не властны никакие цифры и года. Никакое общество с его глупыми предрассудками не сможет помешать мне любить тебя такой, какая ты есть!
В сущности короткая, но настолько пронзительная пауза застыла в ожидающем пространстве.

— Да, это ты… — сказала очаровательная фея, и в её глазах засверкали слёзы.

— Я люблю тебя и прошу стать моей Принцессой, — настойчиво повторил Принц. — Ну как? Ты больше не сомневаешься в своих чарах?

Снова наступила полная тишина. В этот момент, нарастая, пронёсся одобрительный шёпот её маленьких подопечных.

— Уже нет, — ответила фея и добавила: — Благодаря тебе. И знаешь...

— Знаю что? — подхватил Принц.

— Знаешь, — и она засияла своей неповторимой лучезарной улыбкой,— а я ведь всё это время ждала тебя! — радостно воскликнула фея. – Я тоже очень-очень люблю тебя!

Счастливые, они бросились в объятия друг другу. Цветным столпом ослепительного фейерверка «взорвалось» её дивное платье, тонко ускользая из-под рук Принца, бережно покидая тело молодой феи и «разлетаясь» в разные стороны. Тотчас плотные потоки из множества бабочек ринулись из заколдованного дома, распахивая все окна, впуская свет радости внутрь его комнат, устланных от потолка до пола живым ковром из цветущих волшебных цветов…

Очарованные красотой, взмывающей в осеннее небо пёстрой радугой, уводимой в высоту белыми крыльями такого маленького Аполлона, все не сразу заметили, как заколдованный дом бережно закрыл центральное окно, за которым скрылись двое…

КОНЕЦ